Восемь старух степенно расположились полукругом перед печкой и сидевшими на припечке византийцем и вёльвой. Одна выступила вперед и начала речь.
-Совия ушла в Ирий и да пребудет Святость Мира с нею. Ее прах покоится на буевище*. Но Стоян был волхвом. По обычаю его костяница должна быть отвезена в Плисьнеськ и укладена в стену священного дома. Он волховал Велесу, тому положено так быть. И мы тут посудили с бабами и решили, что ты и отвезешь. Северяне то в ту сторону едуть. Вот и ты с ними сподобишьса. Да и твой этот чернявенький подсобит тебе в том. А мы тебе гостинец за это соорудим всем родом — рубаху, ночницу обыденную. Сама уж решишь, себе оставить али кому отдать. Тока тебе надобно с нами девятой быть. Совии то нет более, а восьмером не положено такое делать.
Варда пожал плечами. Языческим ритуалом больше или меньше, ему все равно. Пусть пока вёльва делает, что хочет. А как там оно дальше будет посмотрим.
Дома один за другим стоят, только один длинный стоит особняком. Во всех живут, а сюда приходят дела делать, да речи молвить. Общинный дом не для обычных дел, а для обыденных.
Девять женщин на закате собрались. Каждая по горсти полной льна принесла. Косынки да рубахи сброшены на лавки, косы расплетены. Водой из ковша, в источнике набранной, каждая омылась с головы до пят. Отряхнула, смыла с себя пыль мира обычного.
Вот падает за лес последний луч солнышка. Закрывает дверь за собой вечерница, распахивает свои ворота ночь бархатная. Замирает богиня темнокудрая на пороге мира, чтобы сделать вдох перед тем, как накрыть своим телом необъятным землю. Звезды готовятся словно девы красные перед выходом в люди, наряжаются в блеск сияющий. Вот ужо первая свое личико показала ясное, дав сигнал женщинам к делу обыденному, к делу тайному.
Споры руки женские, руки проворные. Суют пучок за пучком льняные стебли в просвет деревянных замялок. Мнет, перегрызает язык деревянный кострику-стебель переламывает ее беззубым ртом. Стучит дерево об дерево в тиши ночной. Бьют лен несчастный бабы изо всех сил.
После замялки в бросалке мучают, разделяя нити тоненькие в стволах стеблей изувеченных.
А потом берет каждая баба свое трепало, узорами резными разукрашенное и бьют безмолвные пучки-повисмы.
Милославе дали трепало Совии. А на нем кресты проросшие Марыны, меж волнистых линий дождя небесного катятся. Треплет выбросано повисма вёльва, только капельки пота со лба катятся. Да губу вельва закусывает, чтобы не показать свою усталость старухам.
Дружно женщины работают, только и мелькают пучки в воздухе.
А ведь еще вычесывать эти пасмы запутанной гривы щетью большой и малой, превращая в кудель нежную, отбрасывая очесы грубые. Да каждую ниточку рашинкать надо, каждую своим вниманием приласкать.
Вот и готовы кудель-гривы для прялок-скакунов. Взнуздали всадницы ночные своих коней, взмахнули кнутиками да пятками в бока пришпорили. И поскакали между миров нить тонкую вытягивать из льняного облака, что закрывает на лопаске солнце утреннее, заботливой мужской рукой вырезанное. Чтобы не спешило светило дневное в мир возвращаться, пока работа кудесниц не сделана.
Ночи осенние длины. Есть еще время у чаровниц на их танец с нитями. Кружатся в танце магическом веретнца с пряслицами исчерченными знаками колдовскими. Тянется нить льняная посолонь в полном молчании, чтобы в уток нырнуть да основой полотна стать.
Только звезды да ночь тихая перешептываются, глядя как рождается ткань магическая. Где нужно разорвут, чтобы металл ножниц не прикоснулся к защите заветной. Где надо костяной иглой сошьют, узлы свяжут пальцами ловкими.
Потянулась в своей постели мгла предрассветная, зевнула сладко, заглянула в оконце-щель, чтобы подогнать работниц ночных. Да не нуждаются они в напоминании, готово у них уже все.
Осталось только сложить с любовью рубаху обыденную, да завернуть в белу бересту.
Два свертка на столе лежат. В одном защитное одеяние, в другом костяница волхва Стояна.
С поклоном берет Милослава дар ночной магии женской в одну руку. В другую старика учителя костяницу захватывает.
Все, что могли женщины сделали. Осталось только благословить в путь-дорогу молодую женщину.
Руки подняты в пожеланиях. Каждая свое ей на ухо шепчет. Улыбается одним словам кудесниц Милослава, от других краснеет смущаясь.
Скачут кони в день ясный. Отряд северных воинов ждать никого не будет.
У седла всадницы приторочены два мешка-вместилища с драгоценным, что дороже серебра да злата для знающих.
Чем ближе к древнему святилищу, тем светлее лицо женское…
Чем ближе к городу волхвов, тем суровее лицо воина умудренного опытом…
Чем ближе к воротам, у которых кудесники свои дома построили, тем более хмурым становится лицо друида…
Чем ближе, шаг за шагом к границам империи константинопольской, тем прямее спина византийца, тем горделивее его осанка…
Примечания:
*Буевище. Буй, коломь-о, коломища слова по исследованиям лингвистов, в древности обозначали кладбище, могильник. До наших дней, также дошли такие слова как жальник и скудельница. Слово “погост” в Киевской Руси обозначало княжеский двор. Место где князь останавливается в полюдье, предназначенное для сбора дани с окрестных земель. И только к 16-17 веку стал обозначать кладбище. В псковском наречии, буй это пустое место возле церкви. Ср.век. “на бую и на юру”. Интересно с этой позиции посмотреть на словосочетание “на море-океане, на острове Буяне”. Что же на самом деле это такое остров Буян, на котором растет священный дуб, а сам он посреди моря стоит. Особенно если обратить внимание, что Ирий находится тоже за морем-океаном.
Copyright©ЭжениМакКвин2018
Читать дальше. Глава 39. Звездные сестры.
Поделиться в соцсетях