Поднимаясь по склону вельва ощутила ужасную усталость. Измученное путешествием и магическими ударами тело, давало о себе знать.
В стекающем по горному склону тумане, мелькали огромные камни “скакуны”, как для себя их назвала Милослава. Как же ей хочется прилечь на такой камень, отдохнуть хоть немного.
Но от каждого камня тянулась воронка в небо из которой выглядывала душа, что решила в мир вернутся обратно. Ждала ту паломницу к свЕт горе, которой суждено стать ее матерью. Сюда женщины приходят, чьи сыновья погибли в битвах, чтобы зачать новых воинов. Здесь молятся о продолжении рода мужского в своих семьях. И не путь это Милославы. Ей надо выше, еще выше. 
Вот большой камень черный, белыми черепами жертвенными усыпанный. Благодарность мужей, вернувшихся с большой добычей из походов дальних. А над ним темным вихрем кружатся те, кому голову снесли да в святилище славянское принесли, как подарок богу воинственному. Но и его обминает путница.
Вот и два огромных валуна, меж которым бел-дорога в святилище путь свой завершает. А перед ними справа ниша глубокая. Вот она, печь та заветная, которая в видении манила к себе все время. Вот постель для тела измученного.
В золу теплую зарывается Милослава. Сон глубокий ее охватывает. Даже стук о камни белые, посоха дубового, ее не разбудит. Даже старческий шепот из сна не выведет, а еще глубже в него погрузит. Даже мужские шаги осторожные, под горой раздающиеся, ее не пробудят. Даже мысли, с любовью посланные из сердца мужского, не поднимут из сна.
Два старца, два старых друга, многие годы жившие порознь встретились, обнялись меж на пороге святилища меж двух камней, где дорога белая свой путь на вершину горы завершила.
-Давно, давно мы свидались в последне. А ты Позвизд только поседел немного и все — Маха с довольной улыбкой смотрел на своего сотоварища. — Сбежал то от мира, сбежал. А помнишь как тебя Охринка опоила отваром с 30ти воробьев, чтобы ты на нее взлез? А как потом мы тебя с сестрою выхаживали, бо та дура отравила тебя нечищенными то, птахами. С тех пор на баб и не смотришь то, да? Сюда от них сбег? А ведь красавец какой был.. и сейчас хорош. Только бы и занимался тем, что привороты да присухи снимал, вместо дел магических мужеских.
-А что мне на баб смотреть? Мне и тут хорошо одному.
-Службу богу воинскому, темному принял? На что оно тебе сталося? Ведь бог то не собака, к себе не привяжешь. Он то поди все обрядов, послушания, жертв требует постоянно.
-А ты ведь гудец-музыка какой был. Променял чисты струны на волхование людям? А сестра что? На черепахе-острове теперь отбывает? А ведь какой силы то магичка была, какой силы.
-И от нее то ты и сбежал сюда. Ибо мерялись вы с ней силою кожен свет день и ночь темну.
-То только с тобой она не мерялась ибо братец ты ее. А я то, кто ей? Так молодец пришлый. Вот на мне и сподручилась проверять свои магические сети. Пока сюда не ушел, так покою мне не давала. А тут тихо. Бабам сюда ходу нет, кроме жертвенниц. Да и Бог мой от меня много не требует. Все, что ему нужно люди сами приносят. А я всего то, передаю ему их подношения. Меня это не касается. Я только посредник меж ними.
-Ты ж людям то, не несешь таких речей? Мы ж с тобой то знаемо, как им нужно величие жреческое. Они ж любят, чтобы перед ними руки вздымали, речи несли высокие.
-Не могу я людев ожидание то не оправдать. И речи несу грозные, и руки вздымаю к небу яро. Ты ж то небось тоже сказки им расказуешь, а не правду о межмирье.
Маха рассмеялся, кивая утвердительно головой старому другу.
-Ну пошто ж стоим то меж камней на пороге. Входи друже. Вот тут сразу и моя хижина скромная. Пусть твоя девка то, отоспится в моей печке. Недавно хлеб пек, так там тепло ей будет. А нам поговорить надобно. Сколько лет не виделись. Сколько речей не выговорено в этой жизни. Ты то для себя ужо решил в какие земли на новое рождение отправишься? Где путь продолжишь?
-Да вот думаю, то ли отправится в дальние горы, что на востоке. Снова те, что свет обрели, Бодхисаттвы, зовут. То ли за моря куда податься, наставником — молодым душам в опору.
-Эх сколько лет то у меня не было собеседника сподручного поговорить о запредельном. Пошли. Коровай еще горяч, травы заварены.
-Да слышу я ароматы, слышу. Голоден я. Эта кнажка Альгиса даже краюшки мне не дала, пока у нее гостевал. — Маха скривился так, что слово “гостевал” прозвучало с совершенно противоположным смыслом. — Да только мне не только есть да пить надо. Надо и дело делать. Должон я показать моей ученице еще кое-что важное.
Тишина окутала вершину свЕт горы. Даже Бог ее, тенью темною замер в любопытстве глядя на своих гостей. Привык он, что ему в жертвы приносят души врагов своих славяне. Нравилось ему пища, что люди по невежеству своему в его объятия отправляли. Голову с плеч сносили врагу с его помощью, а душу врага в его служки отправляли на веки вечные. А кому ж из богов служителей мало бывает? Чем рабов больше, тем уважения и силы больше. Чем просильщиков более у бога, тем он сильнее других своих сотоварищей будет. Тем и своим почитателям чудес свершит, чтобы вера крепла. А тут еще и на многие воплощения души в его сети попадали.
А эту Душу, что в женском теле пришла и спит теперь в печи теплой, он хорошо помнил по ее прошлым деяниям. Долго она была в его сетях, да только удалось ей выскользнуть, когда в далеких восточных горах рождалась. Светлые Бодхи тогда ее приняли и свет ей указали.
Но может теперь ее вновь можно под себя подмять, сделать орудием в руках своих? Вернуть себе свою служку давнюю. Принесла ведь ее ритуалом Альгиса кнагиня в жертву уже. А значит он станет ее хозяином снова. Печать ту не смоешь светом, кристаллом не ототрешь, не вырежешь ножом мертвяковым, не перекинешь на другую Душу.
Только вот жрец его был не совсем то и жрец. Сам по своей воле сюда пришел. Уважать то уважал силу темную, но подчинятся не подчинялся. Работу свою выполнял, тут нет к нему спору. Хитроумный он, ускользал каждый раз от клятв и обетов, что на вечность даются. И Тьму принимал, и свой Свет не гасил. Но и хозяину свет не навязывал. Так и жили на вершине тот, кто передавал человеческие просьбы и тот, кто их принимал. Так и будут жить, если девку ту ему отдаст по ритуалу, по правилам. Печать на ней стоит, пусть по печати все и свершится.
Три темные тени скользили между камнями-скакунами. Три темные тени сливались с туманом. Три темные тени ведомые любовью, что началась на заре времен. Ведь не в одиночестве от взрыва разлетаются свет-души из тела Изначального Творца. Рядом, кто был, те и будут притягиваться из воплощения в воплощение, чтобы в конце концов слиться в единстве. А пока они думают, что любовь это мужчины к женщине.
Copyright©Эжени МакКвин2019
Читать дальше. Глава 65. Меж тьмой и светом.
Статья о путешествии на гору Богит и Звенигород.
Поделиться в соцсетях